«Дикая планета номадов» глазами европейских исследователей прошлых веков

None
АСТАНА. КАЗИНФОРМ - Казахская степь вызывала живой интерес у европейских исследователей. Их труды полны восторженных рассказов о кострах, кибитках, миражах и просторах. Однако приходится констатировать, что большинство научных трудов европейцев, посвятивших свои изыскания Великой степи и людям, ее населявшим, было написано с позиций крайнего евроцентризма и ориентализма. Об этом читайте в аналитическом материале корреспондента МИА «Казинформ».

«Геродот казахской степи»

Такого имени удостоился Алексей Левшин, автор «Описания киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей» в середине XIX века.

Фото:academia.edu

Благодаря хорошему фундаменту знаний, которые получил в Харьковском университете, защитив степень магистра по отделению гуманитарных наук, а также пытливому уму и писательскому таланту, он снискал славу исследователя Центральной Азии. Ему, к примеру, принадлежит научное исследование, посвященное уральскому казачеству, в котором автор предлагает свое толкование термина «казак» и затрагивает проблему культурного влияния казахов на уральских казаков.

Сочинение «Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких орд и степей» увидело свет в Петербурге в конце октября 1832 года, и состояло из трех томов. Первый том содержал общую физико-географическую характеристику евразийских степей, во втором впервые излагалась история казахского народа с древнейших времен до начала XIX века, третий посвящен этнографии.

В 1836 году исследователь «киргиз-казачьих орд» был избран членом одного из самых авторитетных научных обществ Дании – «Королевского датского общества северных антиквариев».

На фотографии Левшин Алексей Ираклиевич, фото взято с wikipedia.org

С большим восторгом труд Алексея Левшина был встречен ориенталистами Франции. В 1840 году по инициативе Азиатского и Географического обществ в Париже трехтомник был переведен на французский язык и издан отдельной книгой. В тот же год некоторые извлечения из книги были опубликованы в итальянском журнале «Rivista europea».

После этого многие авторы во Франции будут ссылаться на российского ученого.

На фотографии Леон Луи Люсьен Пруноль де Росни, фото взято с wikipedia.org

Французский востоковед Леон д’Росни в середине 60-х позапрошлого века в своем «Восточном и американском обзоре» пишет о казахах, как о представителях одного из пяти государств в Центральной Азии наряду с Хивой, Бухарой, Кундузом и Кокандом. Он также сообщает, опираясь на Левшина, что казахи Большой орды тогда еще платили ясак китайскому государству. Автор «Описания» также использовался в качестве эксперта во «Всемирной географии Мальт-Брюна», изданной в 1858 году. Здесь можно найти довольно подробную дискуссию о различии между казахами и кыргызами (описанными как киргизы и кара-киргизы), сведения о разделении казахов на три жуза, о нравах и образе жизни наших предков.

Действительно, в «Описании киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей» в первой главе «Об имени киргиз-кайсаков и отличии их от подлинных, или диких киргизов» второй части «Исторические известия», автор пишет:

«Приступая к историческому описанию киргиз-кайсаков, первою обязанностию почитаем сказать, что им дают в Европе чужое имя, которым ни сами они себя, ни их соседи, исключая россиян, их не называют. Оно составлено из двух слов - киргиз и кайсак. Киргиз есть название народа, известного не связями своими с киргиз-кайсаками, но древнею против их враждою и доныне существующего под именами кара-киргизов, закаменных киргизов и бурутов.Слово кайсак или касак есть испорченное имя «казак», которого древность, как уверяют некоторые восточные писатели, восходит далее Рождества Христова. Не будем входить в разыскание, справедливо или несправедливо сие мнение, но скажем, что название казак, перешедшее в средних веках и ко многим отраслям русского племени, принадлежит киргиз-кайсакским ордам с начала их существования, и что они себя доныне иначе не называют. Под сим же именем известны они персиянам, бухарцам, хивинцам и прочим народам Азии. Китайцы, смягчая начальную букву, говорят хасаки. До XVIII столетия и в России не знали киргиз-кайсаков, но именовали их казаками, Казачьею ордою».

На фотографии киргиз-казаки, фото взято с zolord.ru

Основываясь на этом, Алексей Левшин полагал справедливым вместо искаженного слова «кайсак», употреблять «казак», а потому говорить и писать киргиз-казаки, или киргиз-казачьи орды. Чтобы, таким образом, сохранить народу название: «по крайней мере, вторая часть будет подлинное его имя, а первая останется при второй как прилагательное, или прозвание, данное россиянами». Новое имя, свидетельствует автор, употребляется с начала XVIII столетия. При этом, в бумагах 1740 и даже 1760 годов, хранящихся в архивах Коллегии иностранных дел и бывшей Оренбургской губернской канцелярии, еще встречаются слова «казачьи орды» и «киргиз-казакское войско». В книге Витсена, пишет далее Алексей Левшин, вышедшей в 1705 году в Амстердаме и сочиненной по известиям, большая часть которых была доставлена из России по воле Петра I, степняки не называются иначе, как казачьими ордами, или татарскими казаками.

Тем не менее, автор таких замечательных свидетельств придерживался позиций евроцентризма и ориентализма. Воспринявший в юном возрасте из учения французского просветителя Жан-Жака Руссо утопическую теорию «естественного состояния», Алексей Левшин оставил нам картины жизни «дикого» народа, кочующего по однообразной и «утомительной для глаза» степи. По его мнению, если бы Руссо попал в казачью орду, он увидел бы «невежество, грубость, беспечность и порывы страстей, столь близко подходящие к состоянию его естественного человека». Такой взгляд встречается в большинстве российских, да и европейских исследований начала XIX века, описывавших нашу степь.

На фотографии Кертис Мерфи, фото взято с weproject.media

По словам ассистент-профессора кафедры «Истории, философии, и религиоведения» Назарбаев Университета Кертиса Мерфи, при всем своем авторитете в России, и даже в Европе, Алексей Левшин провел не так много времени в казахской степи, и даже до сих пор неизвестно, какие именно места он посетил.

«Некоторые считают, что он путешествовал исключительно вблизи Оренбургской крепости, и его всегда сопровождала охрана из казаков. Неудивительно, что Алексей Левшин пришел к выводу о примитивности казахов, а европейские читатели повторяли его суждения. Например, во французской рецензии к переводу книги Левшина 1840 года пишется, что в казахской степи со времени скифов не изменились ни образ жизни, ни способ правления», говорит историк из США.

Так, мужчина в казахском обществе, по его мнению, ничем практически не занимается, кроме скотоводства, «он ни в какое время не видит нужды много трудиться». Женщины же у степняков «отправляют все домашнее хозяйство, на них лежит половина попечений о скоте, они сверх того занимаются рукоделием и приготовлением одежды себе и детям, они же должны заботиться обо всем нужном для мужей своих, даже иногда седлать им лошадей и сажать их верхом». За все свое трудолюбие «награждены они рабством, имеют в мужьях своих владельцев или господ».

Увидев домбру, автор первого фундаментального труда по истории казахов посчитал, что инструмент кочевника берет начало от русской балалайки. Недостаток информации о музыкальном инструменте лишил исследователя возможности насладится мелодией степи. Он так и писал, «греки находили, что музыка необходима для исправления нравов, киргизы употребляют ее для распространения суеверия и для лечения больных».

Не в этом ли поверхностном взгляде на историю номадов и кроется причина того, что Алексей Левшин получил второе имя. Ведь труд «отца истории», жившего в V веке до нашей эры, трудно назвать научным исследованием. Его «История» представляет собой интересное повествование любознательного, общительного и одаренного человека, видевшего много стран и собравшего обширные сведения о современниках.

«Как араб в пустыне…»

«Кажется, что знания европейцев XIX века о казахах, к лучшему или к худшему, были основаны в значительной степени на работе Левшина. Польский поэт Густав Зеленьский после возвращения домой из ссылки в казахскую степь в 1843 решил написать поэму, посвященную казахской степи и ее жителям, и по окончании отправил ее на суд Адольфа Янушкевича. Находившийся в ссылке в Омске, Янушкевич резко раскритиковал поэму за то, что Зеленьский «описал плодотворную Аркадию, а не дикую, сырую степь, как она есть». В заключение Янушкевич посоветовал другу прочитать Левшина, чтобы лучше понять характер степи и людей, которые там живут. Зеленьский последовал совету, и в введении к поэме «Степь» упоминает книгу Левшина, как авторитетный источник», рассказал преподаватель Назарбаев Университета.

На вопрос о романе Жюля Верна «Курьер царя», поскольку в Казахстане считается, что этот бестселлер XIX века повествует о восстании Кенесары хана, Кертис Мерфи ответил, что роман Жюля Верна 1876 года полон стереотипов, и французский писатель основывал свои знания о Сибири и казахах, прежде всего, на ориентализме. Ведь в романе не сами казахи решаются на восстание против царской власти, а злой русский Иван Огарев ради своих личных интересов убеждает «татар» взяться за оружие и тайно управляет их мятежом. Концепция Жюля Верна о казахах, «прохлаждающихся» без руководства европейца «в праздности», напоминает работу Алексея Левшина.

«Нужно признать, что европейцы писали о казахах и казахской степи исключительно с точки зрения крайнего евроцентризма и ориентализма. Особенно заметна в их сочинениях теория в пользу оседлого образа жизни. Со времен Геродота вплоть до XIX века кочевников судят за их «лень» и отсутствие духа предпринимательства. Европейцы-путешественники не оценили ни тяжелый труд скотовода, ни искусное умение находить воду и корм для многочисленного скота в засушливой степи. А такую судебную практику, как барымта (практику, которая напоминала способы решения споров и в самой Европе), воспринимали как свидетельство бунтарского и разбойного характера номадов», считает Кертис Мерфи.

Для европейцев начала XIX века Центральная Азия была вместе с Африкой к югу от Сахары одним из самых малоизвестных мест в мире. Сведения путешественников подтверждали выводы древних авторов, что степь – это опасное место, где живут дикие люди, процветают грабеж и рабство.

До XVIII века, то есть до формального присоединения Младшей орды к России, сведения о казахах и казахской степи были основаны на легендах и письменных свидетельствах немногих древних и средневековых путешественников. Ссылаясь на Геродота, писатели эпохи Ренессанса называли жителей степи «скифами». Польский гуманист Матвей Меховский, написавший в 1517 году на латинском языке «Трактат о двух Сарматиях», использовал термины «Великая Татария», «Сарматия азиатская» и «Скифия», описывая Центральную Азию. Жителей Великой степи связывали, прежде всего, с чингизидами, которые в XIII веке прошли с огнем и мечом через королевства Польши и Венгрии. Поэтому неудивительно, что Меховский пишет о среднеазиатских кочевниках, скорее, в отрицательном ключе. Например, глава девятая I-й книги трактата называлась так «О том, что народы Скифии беспокойны и всегда склонны к грабежу». Потом в своем трактате Меховский упоминает «ногайских татар», как самых отдаленных в географическом плане представителей рода человеческого, и что «ни денег, ни монет там нет, а продают они вещи за вещи, то есть за рабов, детей, скот и вьючных животных».

После вступления Младшего жуза в подданство России, российское правительство стало отправлять экспедиции в степь, в состав которых европейцев часто привлекали в качестве научных советников. В то время степень географических и естественных знаний в самой России была довольно низка. В числе первых пригласили немцев Петра Палласа и Йоханна Готлиба Георги, чтобы собрать информацию о природе и народах на окраинах России. Надо заметить, что эти ученые, как и Александр Гумбольдт в XIX веке, были по образованию натуралисты, а не этнографы, поэтому их подход к описанию народов напоминает систему классификации растений или жуков.

«Например, Георги в свой книге «Описание всех обитающих в Российском государстве народов» пишет о казахах, как ветви «татарских народов». По его утверждению, все татарские народы в большей или меньшей степени «вялые» и «ненадежные», но при этом он называет казахов хорошими воинами и способными заводчиками», продолжил американский ученый.

Cведения о Казахской степи европейцам предоставляли прежде всего путешественники и политические ссыльные. К первой группе можно причислить уже упомянутого Георги, который в XVIII веке по приглашению Академии наук провел исследование народов Российской империи. В XIX веке территорию современного Казахстана посещал известный венгерский ученый Армин Вамбери, а также американcкий дипломат Юджин Скайлер, который прибыл в Среднюю Азию сразу после ее завоевания Российской империей.

Ссыльных в степи было гораздо больше. Так в XVIII веке здесь побывал шведский солдат Йохан Ренат, который во время ссылки в Сибирь был захвачен джунгарами, и после освобождения создал карты Центральной Азии. В XIX веке царские власти массово ссылали польских «мятежников» в Сибирь и в казахскую степь. После отбывания срока или амнистии немногие из них переехали во Францию или Великобританию и опубликовали свои воспоминания. Например, Бронислав Залеский, которого сослали в Оренбург как рядового, участвовал в некоторых экспедициях в Мангыстау.

На фотографии Бронислав Франциевич Зелесский, фото взято с wikipedia.org

После обретения свободы Бронислав Залеский поселился в Париже и в 1865-м написал книгу со своими собственными рисунками «La Vie des Steppes Kirghizes» (Жизнь в казахских степях).

Фото:soligorsk.museum.by

Его труд содержит информацию о быте, нравах и сказках казахов, а также географические сведения и описания природы Мангыстау.

На фотографии Кенесары Касымов, фото взято с wikipedia.org

«Насколько мне удалось выяснить, в Европе XIX века о движении Кенесары Касымова практически никто не слышал. Война имама Шамиля против российских властей на Кавказе был более известна, и европейские газеты внимательно следили за ее успехами и поражениями. Совсем иной была ситуация в казахской степи. Даже политические ссыльные, которые во время восстания Кенесары или сразу после смерти хана побывали в казахских землях, часто были слабо осведомлены о деяниях Кенесары. Например, польский ссыльный Руфин Петровский, которого отправили в Омск на каторжные работы в 1843 году, совершил успешный побег в 1846 году и добрался до Великобритании. В 1865 году в английском переводе вышли воспоминания Петровского под названием «My Escape From Siberia» (Мой побег из Сибири), где очень лаконично упоминается о Кенесары: «Незадолго до моего приезда в Сибирь (казахи) подняли восстание под предводительством некоего Канзара и доставили русским немало неприятностей, несмотря на все усилия и цену, установленную за его голову правительством, отважный вождь сумел сбежать». Итак, Руфин Петровский не знал, что Кенесары давно нет в живых, и Российская империя уже владела всей казахской степью», поделился исследователь.

Дневник другого ссыльного, Адольфа Янушкевича, который участвовал в походе против Кенесары в 1846 году, содержит очень ценную информацию об обычаях казахов и действиях самого Кенесары. В письмах родным он писал: «Здесь я нигде не видел посевов, не встречал заборов, вокруг – бесконечный простор. Дышал полной грудью, как араб в пустыне…» Его сочинение, оказавшееся в 1861 году в Париже после смерти автора, к сожалению, издано только на польском языке, и практически недоступно массовому европейскому читателю.

«Со временем осведомленность европейцев о жизни кочевников становилась все более подробной. К примеру, в Европе прослышали о лечебных свойствах кумыса, и некоторые посещали степь, чтобы воспользоваться кумысолечением. Так, сосланный в Оренбург Адам Сузин в 1835 году получил разрешение от военного губернатора пожить три месяца в казахском ауле с целью лечения от туберкулеза. Кокчетавский округ в то время пользовался особенной известностью в этом плане», добавил Кертис Мерфи.

Известно, что рассказы Геродота о скифах страдали субъективизмом. Эта традиция продолжилась в трудах его последователей. Так, римский историк Аммиан Марцеллин рассказывал о гуннах, как о дикарях. В том же духе продолжали писать и более поздние исследователи вплоть до XX века.


Сейчас читают