Не жди три дня: как костанайские добровольцы ищут пропавших людей
Добровольный поисково-спасательный отряд «Регион-10» — это люди, готовые в любую погоду, днем и ночью, оставить все и отправиться на поиски пропавших. О буднях волонтеров, трудных решениях, спасенных судьбах и внутренней опоре мы поговорили с руководителем отряда Ириной Карпенко, передает корреспондент агентства Kazinform.
— С чего началась ваша история?
— Все началось с поисков Игоря Коцкого в 2017 году. Тогда появилась WhatsApp-группа «Волонтёры города Костанай», в которую вошли не только костанайцы, но и жители других городов. Постепенно стало понятно, что нужна более организованная структура, ориентированная именно на Костанайскую область. Так появился наш отряд. Формально мы зарегистрированы как молодежное объединение 13 декабря 2019 года, но фактически начали работу 14 августа 2018-го.
— Кто входит в вашу команду?
— Люди самых разных возрастов и профессий. Есть молодежное крыло — ребята от 14 до 18 лет, затем они переходят во взрослую группу. Постоянно учимся. У нас есть сертифицированные парамедики, спасатели. В прошлом году участвовали в пилотном проекте мобильной группы волонтеров ЧС — учились работать с техникой, ныряли с аквалангом, отрабатывали сценарии спасения с высоты и из-под завалов.
— Как часто поступают заявки? И с чего начинается поиск — есть ли понятие «золотой час»?
— По-разному. Бывает, что за месяц всего два обращения, а бывает — до тридцати. Не все случаи попадают в публичное поле — часть решается внутри группы. Поиск начинается с информационного сбора: пока наши инфорги выясняют обстоятельства исчезновения, я подготавливаю ориентировку. Это не просто — фото нужно обработать, иногда даже дорисовывать черты лица вручную. Особенно важно, если пропал ребёнок, пожилой человек или инвалид — такие случаи требуют немедленного реагирования, всё делается «на коленке», прямо по пути на место. У нас есть система автоматического обзвона, собираем группу, рассылаем данные в общий чат.
— Говорят, каждый поиск — уникален. Что чаще всего осложняет работу?
— Люди не договаривают. Скрывают важные детали — про образ жизни, ссоры, привычки. Мы не судим, нам нужно понимать поведение пропавшего, чтобы выбрать правильное направление. Иногда родные не признаются, что подросток уже убегал. А время — критически важно, особенно в первые часы после исчезновения. Именно тогда шансы найти человека живым наиболее высоки.
— Что подтолкнуло вас заняться поисками?
— В 2014 году я впервые участвовала в поисках Виктории Гани из Рудного — маленькой девочки. С тех пор уже не могла остановиться. Друзья не понимали, почему я предпочитаю поля и заброшенные места вечеринкам. Сейчас многие из них сами помогают — с поисками, гуманитаркой.
— Есть случаи, которые особенно запомнились?
— Весной мы искали 16-летнего Сергея. Всё указывало на суицид. Мы ломали лёд голыми руками, надеялись до последнего… Не успели. Этот случай нас надломил. Один из наших волонтёров написал тогда песню. Я хотела уйти, но осталась.
— Каким оборудованием вы располагаете?
— У нас есть дрон, рации, болотники, защитные костюмы, генератор, моторные лодки. Всё — благодаря грантам и поддержке неравнодушных. У некоторых ребят есть личная техника — квадроциклы, дроны. Я тоже использую свой личный транспорт. Правда, в апреле на мою машину, с которой всё начиналось, упало дерево.
— С кем сотрудничаете? Как строится взаимодействие с другими структурами?
— Конечно, со всеми спецслужбами. При масштабных поисках работаем вместе. Поддерживаем контакт с 17 регионами Казахстана. Три года участвовали в проекте «Волонтёры ЧС» по Костанайской области. Обмениваемся опытом, помогаем друг другу.
— Ваша работа требует огромной психологической устойчивости. Как справляетесь?
— Мы часто шутим. Даже друг над другом. Может показаться странным, но без этого сгорели бы. Смех — это броня. Конечно, мы сочувствуем, и иногда после трагедий долго приходим в себя. Но если кто-то пишет: «Вы смеётесь — это неуважение», я отвечаю — главное результат.
— Как работаете с родными пропавших?
— Наши инфорги фактически уже психологи. Они умеют слушать, не упуская важного. Главное — чтобы родные доверяли нам. Мы всегда говорим: не ждите три дня, обращайтесь сразу. И не скрывайте, во что человек был одет, с кем общался, в каком был состоянии — всё это имеет значение.
— Родные участвуют в поисках?
— Если человек справляется с эмоциями — это большая поддержка. Но бывает и наоборот: в состоянии истерики человек только мешает. Поэтому стараемся не брать близких на место поисков.
— Какие меры предосторожности вы бы посоветовали?
— Всегда сообщайте, куда направляетесь. Телефон должен быть заряжен. У детей и пожилых — GPS-часы, нашивки с телефоном. Обязательно разговаривайте с детьми о безопасности. В лесу оставляйте метки. Эти простые меры могут спасти жизнь.
— Кто в зоне риска?
— Маленькие дети, пожилые с нарушениями памяти, психически нестабильные люди. Эти случаи — самые сложные.
— Нуждаетесь ли вы в поддержке?
— Всегда. Нужны люди, техника, финансирование. Мечтаем о внедорожнике, мощных рациях, хороших фонарях. Всё быстро изнашивается. Поддержать можно по-разному — даже простой репост помогает.
