Иранская трагедия. Что будет после смерти президента Раиси
Когда 19 мая в Иране разбился вертолет с президентом страны Ибрахимом Раиси и министром иностранных дел Хосейном Амиром Абдоллахияном, естественно, возникли вопросы относительно того, как это может сказаться на общей ситуации, причем, как в самом Иране, так и на Ближнем Востоке. Последнее особенно важно с учетом той роли, которую эта страна играет в конкурентной борьбе за влияние на региональном уровне. Тем более, что совсем недавно, в апреле, регион находился на грани перехода к открытому противостоянию после иранского удара по Израилю. Что изменится в политической системе страны после трагедии, разбирался международный обозреватель агентства Kazinform.
Иран не политизирует произошедшую трагедию
Понятно, что все страны на Ближнем Востоке пристально наблюдают за процессами у своих соседей и конкурентов. Наверное нигде в мире больше нет столько места для самой разной конспирологии. Так происходит и в случае с катастрофой вертолета иранского президента в иранской провинции Восточный Азербайджан. Появляются разные версии, но по вполне понятным причинам они не получают распространения. Конспирология неизбежный спутник любых процессов на Ближнем Востоке, но совсем не обязательно ей следовать.
В этой связи характерно, что некоторые представители Ирана сделали акцент на неблагоприятных климатических условиях. Это явно отражает их стремление избежать излишней политизации вопроса о произошедшей трагедии. Хотя два других вертолета благополучно совершили посадку. Возможно поэтому агентство IRNA заявило о технической неисправности. Бывший министр иностранных дел Джавад Зариф 20 мая сказал, что ответственным являются США, которые ввели санкции против авиационной промышленности Ирана.
Раиси и Абдоллахиян летели на старом американском вертолете Bell 212. Вполне возможно, что он мог сломаться. При колоссальных усилиях иранской авиационной промышленности ей все-таки удается в условиях многолетних санкций поддерживать на должном уровне парк старой авиатехники западного производства. Но у любой техники все равно есть предел.
Здесь стоит обратить внимание на слова Зарифа. На первый взгляд они выглядят обвиняющими. В то же время можно сказать, что и несколько примиряющими. Но точно не воинственными, типа мы сами все сделаем и вам покажем. Зариф как будто сетует на обстоятельства. Скрытый подтекст говорит - давайте сотрудничать. Для бывшего министра иностранных дел времен президента–реформатора Хасана Рухани и сделки с Западом по поводу иранской ядерной программы это вполне естественно. В данном случае смерть видного ультраконсерватора Раиси выглядит, в том числе и как возможность для иранских реформаторов.
Перемен в политике не ожидается
Раиси оставил весьма заметный след в новейшей истории Ирана. В 25 лет он стал прокурором в Тегеране и был одним из 4 судей, которые были ответственны за массовые казни тысяч заключенных в 1988 году. В основном это были арестованные сторонники левых организаций. После протестов 2009 года многие были казнены и Раиси снова имел к этому отношение. И, наконец, можно вспомнить протесты 2022 года после убийства полицией нравов курдской девушки Махсы Амини. Тогда Раиси был уже президентом и за несколько недель до гибели девушки он принял решение ужесточить требования к хиджабам. Затем протесты были подавлены и некоторые протестующие были казнены. Конечно, масштаб протестов репрессий был не таким, как в 1988 году, но все-таки.
Так что Раиси представлял крайне жесткую, ультраконсервативную линию в иранском руководстве. Он был тесно связан с Корпусом стражей исламской революции (КСИР) и имел отношение к полугосударственным фондам, в которых находится внушительная часть экономики Ирана. Некоторые из них работают по системе вакфов, традиционных исламских организаций, которым передают имущество для содержания религиозных учреждений и помощи малоимущим.
Характерно, что бывший вице-президент, ныне исполняющий обязанности президента Мохаммад Мохбер работал в Фонде исламской революции Mostazafan. Ему принадлежит значительная часть экономики Ирана. В 2007 году он возглавил инвестиционный фонд Setad, в который входит и Mostazafan. Все они напрямую подчиняются рахбару (высшему руководителю – прим. ред.) Али Хаменеи. При этом и покойный Раиси, и Мохбер входили в его ближайший круг.
Собственно поэтому никаких перемен в иранской политике в связи с гибелью Раиси не может произойти. Страной реально управляет скорее не президент, а сложная конфигурация политических и религиозных структур, которые восходят к Хаменеи. Поэтому в течение 50 дней в стране выберут такого президента, который устраивает Хаменеи и его ближайшее окружение.
Тем более, что им уже не надо беспокоиться о популярности выдвинутого ими кандидата. После протестов 2022 года власти в Иране в целом не слишком популярны в обществе. Особенно на фоне экономических проблем в этой стране, например, инфляции в 40% и падения уровня жизни.
Следующий лидер страны скорее всего будет прагматиком, а не революционером
Большее значение имеют другие моменты. Раиси рассматривался в качестве возможного преемника Хаменеи. Он входил в совет экспертов из 88 ученых религиозных деятелей, которые выбирают нового рахбара и был заместителем руководителя этого очень важного органа. С учетом возраста Хаменеи вопрос выборов нового рахбара будет иметь наиболее важное значение.
В свое время Хаменеи был выбран в 1989 году после смерти аятоллы Рухоллы Хомейни как раз с позиции президента Ирана. Поэтому считалось, что Раиси как раз и готовится к тому, чтобы пойти по этому пути. Но теперь нужен новый кандидат. Формально в религиозной иерархии шиитов Ирана не проблема найти подходящего кандидата. Но здесь вопрос в соответствующем политическом опыте.
В любой сложноорганизованной системе всегда есть соперничающие группы. Среди шиитских аятолл, которые фактически управляют страной после исламской революции 1979 года, были и есть сторонники разных точек зрения. Конечно, реформаторы вроде бывшего президента Роухани не имеют влияния. Другой ранее влиятельный аятолла Мехди Карруби, бывший председатель меджлиса, находится под домашним арестом. Но сейчас более важно, какие группы есть внутри самих консерваторов. Потому что очень часто бывает, что, когда модель развития заходит в некоторый тупик, кто-то изнутри может захотеть внести в нее изменения.
Если говорить об Иране, то его модель действительно оказалась в сложном положении и не столько из-за того, что есть протесты и власти непопулярны в обществе. Более значимым является то, что Иран сорок лет готовился к борьбе против своих противников на Ближнем Востоке, потратил огромные средства на создание сети шиитских прокси-групп, подготовил армию, КСИР, военное производство. Но так и не применил их несмотря на всю жесткую риторику.
Для политиков в Иране это понятная ситуация, но не для ультраконсерваторов. У последних неизбежно возникает вопрос, что дальше? Нужно ли ждать следующего подходящего момента? Но когда он наступит и хватит ли у Ирана ресурсов и что делать с обществом, которое явно не хочет идти по этому пути?
Раиси был жестким и решительным, у него не было сомнений. Хотя было бы странно, если бы они появились у прокурора из революционной эпохи, на счету которого тысячи смертных приговоров. В СССР жесткие революционеры тоже не сомневались. Но будет ли таковым менее решительный человек.
В любой ситуации второе поколение революционеров уже менее радикально. Оно уже больше думает о финансах и экономике, чем о реализации романтических революционных идеалов. Следующий лидер Ирана, не обязательно им будет выбранный через 50 дней новый президент, теоретически должен быть большим прагматиком, чем революционером. Но это не точно.
Главное, что в Иране с момента катастрофы в горах Восточного Азербайджана, которая унесла жизнь президента Раиси, фактически закончилась революционная эпоха. С политической сцены ушел условный иранский Троцкий или скорее иранский Вышинский, которые в истории российской революции играли роль людей, связанных с репрессиями. Мы не знаем, что будет потом с этой великой и древней страной. Но всегда есть надежда на прагматизм. После завершения любой революции рано или поздно приходят прагматики. Главное, чтобы не было поздно.
