Французский переводчик Ив Готье: «Слова назидания» – слова о вечном

None
None
НУР-СУЛТАН. КАЗИНФОРМ – «Слова назидания» – слова о вечном. Такое мнение высказал французский филолог и переводчик Ив Готье, выполнивший перевод «Слов назидания» Абая, передает корреспондент МИА «Казинформ».

«Предложение работать над переводом «Слов назидания» Абая застало меня врасплох. Я этого не ожидал. Абая знал только, если можно так сказать, на общеобразовательном уровне – с пониманием того, что это крупный мыслитель, и что казахский народ отождествляет себя с его образом, именем, творчеством. Но вникать – не вникал, и предложение взяться за перевод «Слов назидания» явилось тем толчком, который и побудил меня к этому труду. Конечно, в этом произведении было много нового для меня, много «восточного» и, может быть, даже непонятного. Самое первое, что меня заинтересовало, это чисто переводческая задача. Ведь это произведение – «Слова назидания» – поражает смысловой насыщенностью и краткостью изложения, меткостью высказываний. Все емко, все красочно, все колоритно. И я сразу стал обращать внимание на то, что перевод небольшого предложения требует развернутого изложения на французском, именно по причине емкости первоисточника. Это поразительно для переводчика, это безумно интересно и, я бы сказал, это не более и не менее, чем литературный вызов. У Абая емко, у меня получалось развернуто, и это, само по себе, говорило, что я не достиг своей цели, не выполнил свою задачу, и приходилось над этим еще сидеть и дорабатывать. Это было очень интересно. Интересно было и то, что я шел от русских переводов, начиная от знаменитейшего перевода Шкловского начала 50-х годов 20-го века. Шкловский работал над этим талантливо, но он многое сокращал, и в его переводе заметны следы цензуры. Это были еще сталинские годы и, например, все религиозное вырезалось, это совершенно очевидно. Кроме того, Шкловский не то, чтобы фантазировал, но и не следовал строго за первоисточником, чего я, по определению, не мог себе позволить. Я отталкивался и от других признанных переводов, мне также дали подстрочник, чтобы у меня была возможность придерживаться оригинального текста, без каких-либо фантазий, без каких-либо смысловых отклонений. Но, сразу оговорюсь: подстрочников не бывает – подстрочник уже есть интерпретация, уже есть трактовка. Подстрочник, сам по себе, представляет собой перевод, то есть, некое толкование оригинального текста.

Для меня самое живое, интересное заключалось в полном непонимании того, о чем идет речь, несмотря на наличие переводов на русский язык. Мне приходилось обращаться к носителям языка, к казахам, и здесь примечательно, что стоило мне привести в пример какую-нибудь непонятную для меня фразу, предложение, словосочетание, как мой собеседник, независимо от его уровня образования, тут же опознавал Абая. Пожалуй, не припомню случая, когда я, через знакомых людей или по случайному выбору, спрашивал казаха о каком-нибудь непонятном для меня, больном моменте, а он не понял бы, что речь идет о творчестве Абая», – сказал Ив Готье.

Переводчик также отметил, что все казахи, к которым он обращался за разъяснениями, отвечали по-разному, своими словами. Это, по мнению И.Готье, говорит о том, что творчество Абая живое, он до сих пор по-разному интерпретируется.

«Обратило мое внимание и то, что у Абая безжалостный критический подход к собственному народу. Мне уже приходилось об этом говорить тем, кто меня спрашивал, что Абай очень французский по духу. Это критическое отношение к себе, как к народу, это высокоинтеллектуальная взыскательность – это, еще раз повторю, очень по-французски, – и мне это очень близко по духу. У французских моралистов классического периода, таких, как Ларошфуко, этого всегда было много, и до сих это остается национальной чертой французов, и это есть у Абая. Очень подкупают у Абая жажда знаний, стремление к овладению наукой, внутреннее требование познания мира, его обращение не только к священным текстам, но и к другим источникам, например, к древнегреческой философии. Это внутреннее стремление к расширению кругозора его мучило, но он шел по этому пути. Интересен его внутренний разговор с русской культурой, очень интересна его высокая оценка русской культуры, интересен его пытливый ум. Есть моменты, которые меня немного задевали, например, отношение Абая к юмору. У него нет слова «юмор», но есть слово «смех». И есть порицание смеха – смех, как моральная категория, в принципе, допустим, но, в общем-то, это нехорошо. Меня это немного озадачило, и было бы интересно проследить, как этот вопрос рассматривается сегодня в философском наследии Абая, как казахского мыслителя», – отметил переводчик.

По его словам, работа над «Словами назидания» была трудной, но интересной.

«Не хотелось бы говорить штампами, лестными для казахов. Говорили, что, например, у Пушкина «Евгений Онегин» – это энциклопедия русской жизни. Мне же хочется сказать, что, на мой взгляд, «Слова назидания» представляют собой именно энциклопедию казахского духа. Это слова о вечном, в них много архетипического, много видения Абаем своего времени и своего народа. И высокая цитируемость по сегодняшний день мыслей Абая это подтверждает, в этом нет никакого сомнения. Это было интересно», – сказал в заключение Ив Готье.


Сейчас читают