Профессия детского онколога в Казахстане: История одной выпускницы

Фото:
АСТАНА. КАЗИНФОРМ – Сания Байтурова – выпускница Медицинского университета «Астана» и Казахского национального медицинского университета имени С.Д.Асфендиярова. В настоящее время ведет исследования для защиты степени PhD. На протяжении последних 13 лет она осваивает профессию детского онколога. Изучила опыт Литвы, Англии, Франции, Соединенных Штатов. Своей точкой зрения и накопленным опытом в вопросе развития детской онкологии в Казахстане молодой врач поделилась в интервью корреспонденту МИА «Казинформ».

Как работает детская онкологическая служба в Казахстане

По информации Министерства здравоохранения РК, согласно плану регионализации и маршруту пациента, помощь детям со злокачественными образованиями из 10 северных, центральных и частично западных регионов осуществляется на базе корпоративного фонда «University Medical Center» (Центр материнства и детства в Астане – 127 коек). Остальные 10 южных, восточных и западных регионов осуществляются в Научном центре педиатрии и детской хирургии в Алматы (139 коек).

Первичная диагностика злокачественных новообразований у детей осуществляется в регионах на базе областных детских больниц. В каждой области имеются детские онкологические/гематологические койки и кабинеты детского онколога/гематолога для динамического наблюдения и проведения поддерживающей терапии пациентам с опухолями.


Взгляд изнутри

Сания Байтурова поработала в обоих центрах, оказывающих помощь детям со злокачественными опухолями. По ее словам, и в Алматы, и в Астане у врачей, которые работают на ставку, в среднем по 10 пациентов. При такой нагрузке, как считает молодой врач, страдает качество оказываемых услуг.

«Я работала на 0,5 ставки, так как при обучении в докторантуре не разрешается брать больше, но объем работ был почти такой же, как на одну ставку. По словам моего бывшего руководителя, на одного врача полагается до 20 пациентов. Я думаю, что это положение нужно пересмотреть. Сейчас такое время, когда необходимо изучать новые научные статьи, участвовать в научных конференциях, заниматься самообразованием, проходить онлайн-курсы и так далее. Да есть врачи, которым это неинтересно. Но я могу точно сказать, что при 10 пациентах на образование и науку физически не хватит времени ни у кого. Я считаю, что оптимальное количество пациентов на одного врача – это 5», - поделилась она мнением.


Что не так в Казахстане

Первая зарубежная стажировка тогда еще студентки Медицинского университета «Астана» была в 2013 году в Вильнюс. Через 5 лет произошла поездка в Англию.

Англия

«В 2018 году непосредственно по моей специализации, онкогематологии, я выиграла грант имени принцессы Дианы и прошла стажировку по онкогематологии и трансплантации костного мозга в Great Ormond Street Hospital. Это одна из ведущих больниц в Лондоне. Там я пробыла 3 месяца. Если в Казахстане вся ответственность за пациента возложена на самого врача, то там – она разделена между множеством узких специалистов, которые разгружают врача и тем самым открывают для него возможности постоянно обучаться, проводить исследования, быть ближе к науке, то есть более качественно лечить пациентов», - рассказала Сания Байтурова.

В Казахстане отсутствует паллиативная помощь, реабилитация в детской онкологии. И качество предоставления подобных услуг поставлено на уровень выше, вплоть до организации транспорта. В нашей стране же врач сам просит скорую помощь отвезти пациента, в том числе это пациенты с ампутированными конечностями, до поезда и обратно.

«Если говорить о самих врачах и основах детской онкологии, то разницы никакой нет. В основном это те же протоколы, те же схемы лечения, те же подходы. Казалось бы, все то же самое, но у нас есть огромный пробел – молекулярно-диагностическое направление. Разные симптомы, которые я услышала в Англии, мы изучаем только в учебниках, но на практике не применяем, в итоге забываем и никак не используем приобретенные теоретические знания для более полной оценки состояния пациента», - пояснила детский онколог.


Франция

В январе 2022 года наша собеседница попала на стажировку в институт Кюри в Париже на 2 месяца, также по гранту. Благодаря этому гранту Сания Байтурова смогла реализовать свое исследование в рамках PhD. В Казахстане, как призналась врач, условий для его проведения и достижения требуемых от кандидатов в PhD результатов не было. Исследование темы – выявление неопротеинов при саркомах Юинга (злокачественное образование в мягких тканях и костях) – все еще продолжается в коллаборации с институтом Кюри.

Пациентами в основном занимаются резиденты, самих резидентов ведут супервайзеры, консультанты-профессора. Состояние всех пациентов обсуждаются с профессорами, после чего профессора уходят дальше заниматься научной и практической деятельностью. Доктора работают непосредственно с пациентами, а резиденты пишут дневники и так далее.

«У нас предусмотрена такая же система, но на самом деле она не работает. К примеру, заведующий занимается лечением, хотя я считаю, что он не должен этого делать. Он должен заниматься улучшением качества оказания медицинских услуг, работой отделения, менеджментом. У нас заведующие заняты обычной деятельностью врача, дополнительно они сдают отчеты. В Париже все пациенты, которые проходят динамическое наблюдение, проходят через профессоров. У нас пациенты находятся на лечении по месту жительства, пока врачи не решат их направить в республиканские центры», - объяснила спикер.

Помимо этого, в Казахстане на практике один врач лечит и онкологию, и гематологию. Соединение онко- и гематологической службы, как считает Сания Байтурова, кардинально не верно, это разные специальности. Она не встречала такого ни в Лондоне, ни в Париже, ни в Штатах.

Другие страны

«В конце прошлого года я была в Соединенных штатах Америки, где участвовала в семинаре по нейроонкологии. Я познакомилась с детскими онкологами из разных стран, в том числе из Индонезии, Армении, Египта, Пакистана. У всех уровень развития детской онкологии примерно одинаковый. Все отмечают нехватку молекулярно-генетических лабораторий, финансирования, научных исследований.


Трудоустройство детских онкологов в Казахстане

Согласно ответа на официальный запрос МИА «Казинформ» от Министерства здравоохранения РК, в Казахстане существует дефицит детских онкологов. На сегодня в Казахстане работают 81 детский онколог/гематолог, из которых 51 врач – в республиканских центрах, 35 – в региональных. Дефицит врачей-онкологов составляет 2,5 штатной единицы в стационаре.

Под динамическим наблюдением у детских онкологов и гематологов находится 3 327 казахстанских детей с различными онкологическими и гематологическими заболеваниями.

Что касается трудоустройства выпускников отечественных вузов, то по данным Министерства здравоохранения РК, 100% выпускников устраиваются на работу по специальности «Онкология». Потребность в специалистах формируется с учетом потребности регионов.

Неприятный отказ

Первым местом работы для Сании Байтуровой стало онкогематологическое отделение Центра материнства и детства, после чего она уехала в Алматы, чтобы поступить на докторантуру и устроилась в Научный центр педиатрии и детской хирургии. Теперь, когда обучение закончилось и осталось только защитить докторскую, она вернулась в столицу, но так и не смогла устроиться по специальности. Да и выбор состоял из единственного на всю северную часть Казахстана Центра материнства и детства.

«Официального отказа не было, но и заявления я не писала. Меня пригласили на собеседование, меня ждали врачи в отделении детской онкологии, готовили мне работу по составлению протоколов, их корректировке, не требующей глобальных финансовых затрат, ведению статистики. Но в течение двух последующих месяцев со мной никак не связывались. Я поинтересовалась сама, в ответ мне сообщили о моратории на новых сотрудников, но, как выяснилось, позже, его фактически не было», - пояснила детский онколог.


Боль за маленьких пациентов

Молодой врач ведет свой собственный список пролеченных пациентов. За время работы в стационаре у нее в ремиссии 50 пациентов, 24 пациента были с доброкачественными образованиями, 14 пациентов с летальным исходом.

Каждый раз смерть маленьких пациентов молодой врач глубоко переживает. Во-первых, лечение длится как минимум полгода. На протяжении этого времени она практически ежедневно встречается с пациентом и его родителями. Родители смотрят на врача как на надежду. И врач пытается все сделать, чтобы эту надежду оправдать.

«Так как у меня есть знание английского языка и доступ к научным публикациям, а значит и к новым методикам и знаниям, то мне сложно работать в рамках нашей системы. Приходится делать ровно то, что прописано в протоколах. А они на сегодня устарели и требуют обновления. Ими должны заниматься профессорский состав. Но такого широкого состава в стране нет, так как служба детской онкологии работает с 2013 года. У нас есть только несколько истинно знающих и ведущих специалистов в данной области. Мы подавали заявку в 2022 году на обновление, но оказалось, что за это нужно заплатить. Финансирования в бюджете медицинской организации на это не было предусмотрено. К примеру, опухоль головы мы до сих пор определяем только по гистологическому заключению, в развитых странах мира уже определяют по молекулярно-генетическому профилю. Соответственно, тактика лечения другая, прогноз – другой, стоимость лечения и лекарственные препараты – различаются. Это все нужно ввести в протокол, но получается такой замкнутый круг», - поделилась Сания Байтурова.

Она призналась, что испытывает злость на систему, на саму себя, когда понимает, что можно было бы сделать что-то по-другому.

«Это первый момент. Второй момент – Құдай берді, Құдай алды (Бог дал, Бог отнял). Мне очень помогает религия. Потому что иначе невозможно. И я пишу стихи, я посвятила своим маленьким пациентам несколько стихотворений. Это мне тоже помогает», - открылась врач.


Новые возможности

«Разочарование есть, но не от моей специальности, пациентов или их родителей, больше от самой системы. Все гранты, которые я выигрывала, я выигрывала самостоятельно, никто ничего мне не оплачивал. Моя двухмесячная стажировка в Париже была без сохранения заработной платы, на тот момент я работала в Центре в Алматы. В конце концов я напоминаю себе, что я делаю это для своих пациентов. Систему не то, что сломать, даже немного изменить – очень сложно. После истории с выдуманным мораторием я всерьез задумывалась о том, чтобы уехать из страны или сменить свою специальность. Сейчас я ушла в частный центр», - поведала Сания Байтурова.

До ее прихода, этот центр не оказывал услуги детского онколога. Несмотря на это ее очень поддержали и в конце 2022 года открыли кабинет детской онкологии. Здесь она проводит консультации, ездит на консилиумы раз в неделю в тот самый Центр материнства и детства, а также занимается научной деятельностью совместно с онкологами-радиологами.

Врач отметила, что работа в частном центре отличается от того, что она изучала и делала последние 13 лет. Она все-таки не амбулаторный врач, ей хотелось бы назначить химиотерапию, определить тактику и так далее. Сейчас Сания Байтурова занимается только приемами, определяет опухоль на злокачественность. В случае злокачественной опухоли направляет пациента по карте маршрутизации на Север или на Юг.

«Недавно ко мне пришла девочка, очень истощенная, у нее уже не было сил ходить в школу. Ее водили от врача к врачу, но у онколога они были впервые. У нее опухоль головного мозга, я направила ее на лечение в Центр материнства и детства. Я надеюсь, что со временем ко мне будут приходить люди за вторым мнением. Я могу связаться с зарубежными специалистами, предложить альтернативное лечение. Нынешняя ситуация такова, что, исчерпывая все ресурсы, которые у нас есть, в том числе и существующие протоколы, рамки, за которые мы не можем выйти, мы вынуждены отправлять пациентов на симптоматическое лечение домой. Это касается и тех пациентов, которые по каким-то параметрам не подходят для отправки на лечение за рубеж за счет государства», - заключила детский врач-онколог.


Сейчас читают