Ядерное досье Ирана: почему дипломатия бессильна
Обмен ударами между Ираном и Израилем и вмешательство в конфликт США, усугубили и без того непростую ситуацию в мире. В воскресенье по этому вопросу собрался Совет Безопасности ООН. Возникает вопрос: почему дипломатия «буксует», а разрушительный язык силы становится все более популярным? В ситуации разбирался аналитический обозреватель агентства Kazinform.
История вопроса
Мы не знаем многих тайн и нюансов закулисья современной геополитики. Но зато прекрасно видим последствия. Система международной безопасности дает серьезные сбои, и все чаще вместо дипломатов говорят «пушки». То, что происходит на Ближнем Востоке лишь один из пазлов в меняющейся картине мира.
Ситуация вокруг ядерной программы Тегерана, в очередной раз ставшая камнем преткновения, выглядела вполне управляемой еще каких-то десять лет назад. Мы помним то время, когда говорили о дипломатической победе в переговорах с Ираном, а новости дышали оптимизмом.
Но в последние годы мы слышим совершенно иную риторику. То, что казалось невозможным, становится нормой. Красные флажки отодвигаются все дальше, именно сила сегодня становится универсальным средством решения проблем.
Так получилось и с Ираном. Если вначале гордиев узел проблем вокруг ядерной сделки распутывали терпеливые дипломаты, то теперь этот узел «перерубают» высокоточным оружием.
В сухом остатке — жесткая эскалация конфликта, сирены воздушной тревоги над Тель-Авивом и Тегераном. Человечество сковывает страх и тревога, потому что мы приближаемся к краю пропасти. Почему переговоры с Ираном зашли в тупик?
Отмотаем время назад. В 2015 году вокруг «ядерного досье» Ирана сложился консенсус. Переговоры, проходившие в Казахстане (дважды в Алматы), Австрии и Швейцарии, внесли весомый вклад в достижение компромисса. 20 июля 2015 года Советом Безопасности был принят Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД) по иранской ядерной программе. Тегеран гарантировал исключительно мирный характер ядерных исследований в обмен на снятие всех международных санкций.
Это был воодушевляющий пример успеха реальной дипломатии. Признавая право Ирана на мирный атом, стороны договорились о реконструкции и перепрофилировании плутониевого реактора в Араке. Иран обязался демонтировать две трети своих центрифуг и вывести из страны 98% обогащенного урана.
Это были времена Обамы, антиядерных саммитов, проводимых США, и перехода ядерной энергетики на низкообогащенный уран.
Здесь стоит отметить, что Тегеран не соглашался на вывоз ядерного топлива без предоставления альтернативы в виде природного урана. И Казахстан в этом плане стал надежным поставщиком. Этому способствовали доверительные отношения двух стран. В итоге, при тесной координации с международными посредниками, Ираном, МАГАТЭ и соответствующими структурами Совета Безопасности ООН было доставлено 60 метрических тонн природного урана из нашей страны. Как отмечали дипломаты это стало важным элементом имплементации СВПД.
В январе 2016 года, после того как Иран поставил свою ядерную деятельность под контроль МАГАТЭ, президент США Барак Обама подписал указ о смягчении санкций.
Казалось бы, все получается. Появилось пусть хрупкое, но доверие. Оставалось двигаться выбранным курсом. Но на любые планы, реальная жизнь отвечает непредсказуемостью.
Оптимизм не оправдался, доверие утрачено
Многие дипломаты надеялись, опираясь на достигнутый прогресс, продолжить дальнейшие переговоры. В то время к Ирану оставались вопросы лишь по его неядерным обязательствам. Однако, к 2018 году ситуация разительно изменилась. Дополнительным фактором для нагнетания ситуации сыграли акции протеста в иранских городах, начавшиеся в конце 2017 года.
В тот период Казахстан был непостоянным членом Совета Безопасности ООН. Более того, первое экстренное заседание СБ в 2018 году, созванное по инициативе США и посвященное Ирану, проходило под председательством нашей страны. И это было серьезным испытанием для отечественной дипломатии.
Казахстан сделал все возможное, чтобы Совет обсудил эти внутриполитические события в Иране в максимально конструктивной форме — без политизации и субъективной увязки с другими противоречивыми вопросами, и главное без подрыва целостности СВПД, являющегося одним из факторов обеспечения региональной безопасности.
Чрезвычайную необходимость сохранения СВПД отметили и другие члены Совета. Однако 8 мая 2018 года Президент Трамп все же объявил о выходе его страны из Соглашения и возобновлении односторонних санкций в отношении Ирана.
В последующем иранский файл неоднократно становился поводом для закрытых консультаций и неформальных обсуждений. Предметом дискуссий становилась баллистическая программа Ирана.
Тегеран, ссылаясь на чрезвычайную нестабильность в регионе Ближнего Востока, заявлял, что не может рисковать своей безопасностью и ставить под угрозу свой оборонительный потенциал обычных вооружений. США в свою очередь призывали Совет ужесточить борьбу с распространением оружия массового уничтожения и систем их доставки.
Казахстан, будучи непостоянным членом СБ ООН, твердо и последовательно поддерживал СВПД, отмечая, что возникающие трудности и разногласия в сфере нераспространения должны преодолеваться всеми возможными дипломатическими средствами, не перечеркивая ранее достигнутые успехи.
Однако, односторонний выход из сделки США и дальнейшие события, повергли Соглашение в серьезный кризис. Санкции болезненно отразились на экономике Ирана. И ровно через год после выхода из сделки Соединенных Штатов, Тегеран уведомил оставшихся участников о постепенной приостановке исполнения своих обязательств.
В 2021 году, когда Президентом США стал Джо Байден, была сделана попытка реанимировать СВПД при условии, если Иран начнет выполнять ранее взятые на себя обязательства. Но увы, последующие переговоры не привели к прогрессу. Взаимное доверие было утрачено.
Президент США Дональд Трамп, вернувшись в Белый дом в 2025 году, заявил о намерениях заключить новую ядерную сделку с Ираном. Но тоже не преуспел. В итоге ядерную проблему стали решать бомбардировками.
Сначала ударами обменивались Израиль и Иран, а США только грозили противобункерными бомбами, но в минувшее воскресенье Трамп дал добро на удары по ключевым объектам ядерной инфраструктуры Ирана — объектам в Фордо, Исфахане и Натанзе.
Как конфликты меняют экономику мира
Скажем откровенно, войны в мире — это не только продолжение политики силой, но и в значительной степени бизнес. И речь не только о продаже оружия. Дестабилизация тех или иных регионов, приводит в действие тектонические сдвиги в экономике, ломая привычные рыночные механизмы. А там, где хаос, там и любители ловли рыбы в мутной воде.
Яркий пример — цены на нефть. В начале года они сильно просели. После начала бомбардировок Ирана стоимость углеводородов взлетела в цене. Это бесконечные «качели», на которых можно делать немалые деньги.
Подрыв стабильности болезненно сказывается на международной торговле. Например, Иран является важнейшим транспортно-логистическим звеном по маршруту «Север-Юг». Дальнейшая эскалация конфликта может нивелировать стратегическое значение путей, ведущих через Казахстан, Туркменистан, Иран к портам Персидского залива, обесценив многолетние усилия по созданию этой транспортной сети.
Какие риски есть в этом контексте для Казахстана и его партнеров по маршруту?
— Нужно отметить, что обострение в Ближневосточном регионе затрагивает целый ряд вопросов международной экономики и транспортная сфера не является исключением. Под удар попадает международный транспортный коридор «Север — Юг», основная цель которого обеспечить взаимосвязь Евразийского региона со странами Глобального Юга. Нужно признать, что до июньского обострения между Ираном и Израилем по маршруту Север-Юг наконец-то стал проходить стабильный трафик. По итогам 2024 года железной дорогой перевезено около 13 млн тонн грузов, развивались параллельно и автодорожные перевозки — перевезено порядка 5,4 млн тонн, и морские — около 8,5 млн тонн грузов, — отметила эксперт Института мировой экономики и политики ИМЭП Лидия Пархомчик.
По ее словам, основной железнодорожный трафик по маршруту сконцентрирован на западной ветке, ведущей через Азербайджан и это при отсутствии железнодорожного сегмента на участке Решт-Астара. В апреле этого года Россия и Иран приступили к реализации Соглашения о строительстве данного участка. Но будущее коридора, считает эксперт, действительно находится под вопросом в контексте текущего кризиса на Ближнем Востоке.
— В краткосрочной перспективе мы увидим сложности с трафиком на маршруте. Безусловно, будут логистические задержки, возможны заторы на границах. Экспедиторы столкнутся с необходимостью корректировки своих логистических маршрутов, а значит изменения ценовой политики и итогового времени доставки, — отметила эксперт.
По ее словам, маршрут уже сегодня добавил к стоимости транспортировки так называемую премию за риск.
Как это может отразится на Казахстане? Л. Пархомчик напомнила, что в прошлом году Россия, Казахстан, Туркменистан и Иран подписали Дорожную карту по синхронизации развития потенциала восточной ветки маршрута на 2024–2025 годы. Цель — увеличить пропускную способность коридора до 15 млн тонн к 2027 году и до 20 млн тонн к 2030 году. Это очень амбициозные задачи, но пока нереализованные.
— Нужно признать, что для Казахстана спад в общем объеме товарооборота по восточной ветке может оказаться не столь значительным. По фактической загрузке мы видим, что даже в пиковые годы транспортировка грузов не превышала 2 млн тонн, — подчеркивает эксперт.
Впрочем, от текущего противостояния могут сильно пострадать и страны Персидского залива. Тегеран может заблокировать Ормузкий пролив, если противостояние будет разрастаться. А ведь через этот пролив на мировые рынки проходит до 20% мировых поставок нефти. Эксперты отмечают, что это маловероятный сценарий, но, если стороны продолжат повышать ставки, возможно все. После удара США многие страны стали судорожно выводить свой флот из проблемной зоны опасаясь ответа Ирана.
— Повышенные риски ситуация приобретет в случае блокировки Ормузского пролива. Дело в том, что и для маршрута «Север-Юг» морские порты Ирана являются узловыми хабами для транспортировки грузов морскими маршрутами в Пакистан, Индию и другим нашим южноазиатским партнерам. Блокировка и доступ к данным хабам фактически лишает нас экспортного преимущества глобального масштаба, — отмечает Л. Пархомчик.
Но, в целом, отмечает она сценарий блокировки Ормузского пролива в большей степени тревожит экспортёров энергоносителей. Стоимость фрахта судов, проходящих по данному маршруту, возросла кратно. Некоторые судоходные компании выдвигают ценник до 46 тысяч долларов, что сопоставимо с показателями ковидных времен, когда наблюдался транспортный коллапс на морских судоходных путях.
О том, какие страны пострадают от блокировки Ормузского пролива ранее говорил эксперт в нефтегазовой отрасли Аскар Исмаилов, подчеркнувший, что здесь сходятся маршруты Саудовской Аравии, ОАЭ, Ирака, Кувейта, Катара и самого Ирана.
Теперь многие зависит от того, смогут ли стороны снизить степень накала во взаимоотношениях. Но пока прогресса нет. На состоявшемся в воскресенье Совете безопасности ООН отмечалось, что Парламент Ирана единогласно выразил поддержку мерам по закрытию Ормузского пролива. Окончательное решение по этому вопросу должен будет принять Высший совет национальной безопасности Ирана.
Ситуация, как видим, усугубляется. В том числе с точки зрения МАГАТЭ. Удары по ядерным объектам могут привести к радиоактивным выбросам и масштабным последствиями как внутри страны, подвергшейся нападению, так и за ее пределами. И пора уже наводить порядок, пока региональный конфликт не превратился в глобальный шторм.
— Ожидать классического формата, что две конфликтующие страны сядут за стол переговоров мы не можем в силу целого ряда как внутренних, так и внешнеполитических факторов. Но, тем не менее, мы ожидаем, что сформируется так называемый пул международных переговорщиков или посредников, среди которых могут быть представители нескольких региональных блоков. Они совместными усилиями смогут добиться какого-то компромиссного варианта по завершению горячей фазы, то есть активных военных действий, — комментирует эксперт Института мировой экономики и политики ИМЭП Лидия Пархомчик, отмечая очень сложную переговорную среду.
Безопасность — синоним «ядерной бомбы»?
Чем закончится противостояние Израиля и Ирана, сказать сложно. Очевидно одно — дипломатия уже в который раз ушла на второй план.
— В принципе, право сильного, к сожалению, всегда сохраняло значение в мировой политике. Но все-таки в последние три десятилетия существовали некие сдерживающие факторы. В основном это было связано с тем, что в эпоху глобализации с начала 1990-х годов гораздо проще было договариваться. Потому что конфликты были в целом не выгодны, можно было остаться в стороне от экономических возможностей. Это как раз и было время дипломатии. Борьба за интересы, за некоторыми исключениями, происходила больше на дипломатическом поле. Сегодня ситуация меняется и применение силы снова становится аргументом. Соответственно, меняется и риторика. В истории с Ираном от переговоров до призывов к капитуляции прошла неделя. Хотя мы не знаем, что было бы, если бы у Тегерана все-таки оказалась ядерная бомба, — отмечает политолог и востоковед Султан Акимбеков.
Безопасность не должна быть синонимом «ядерной бомбы». Но именно это мы и наблюдаем. В очередном выпуске передачи «Большая дипломатия» на телеканале Jibek Joly эксперты говорили о новой гонке вооружений, об эрозии режима ядерного нераспространения.
— Мы видим отказ от договорных норм, мы видим неисполнение международных обязательств, особенно со стороны ядерных государств, которые обязались в рамках Договора о нераспространении ядерного оружия планомерно разоружаться, но этого не происходит. Оптимисты, конечно, утверждают, что режим ДНЯО подтверждает свою эффективность, то есть последний кейс распространения был в 2006 году, когда КНДР произвела свое первое ядерное испытание. Говорят также о том, что было успешно заключено соглашение по иранской ядерной программе, и это не вина режима, что первая администрация американского президента Трампа разрушила это соглашение. Но в нынешних сложных геополитических условиях у нас больше оснований для пессимизма, потому что мы видим усиливающуюся ядерную риторику, направленную на эскалацию, — отметил в рамках передачи руководитель Отдела международной безопасности КИСИ при Президенте РК Даурен Абен.
Мир в тупике. И есть те, кто радуется тупикам. Как писали братья Стругацкие, «для них это отличный предлог, чтобы ломать стены». Но это демотивирует других, у кого нет в руках ядерной «кувалды». А потому сложившаяся ситуация чревата новой гонкой вооружений.
— Это ведет к изменению приоритетов в первую очередь в вопросах безопасности. Страны начнут больше инвестировать в оборону, будут более чувствительны к собственным интересам, особенно в производстве на своей территории чувствительных материалов, меньше будут полагаться на взаимные связи и обязательства. Дипломатия будет больше переходить в условно теневой формат. В целом борьба за интересы станет более жесткой. Конечно, до условной «дипломатии канонерок» конца XIX и начала XX века дело все-таки не дойдет. Но международная политика будет относительно более циничной, — делает прогноз политолог и востоковед Султан Акимбеков.
Цифры говорят, что оборонные бюджеты уже бьют все рекорды. По данным Стокгольмского международного института исследований проблем мира (SIPRI), мировые военные расходы в 2024 году достигли рекордного максимума в почти 3 триллиона долларов, что на 9,5% больше, чем в предыдущем году, и являются самым резким ростом с момента окончания холодной войны. А мир в этом плане устроен как театр, если «в первом акте пьесы на стене висит ружье, то в последнем акте оно непременно должно выстрелить».
Мировая общественность с тревогой наблюдает за развитием конфликта. МИД Казахстана сделал заявление по ситуации на Ближнем Востоке, отметив, что все разногласия, включая ядерную проблематику, должны решаться путем переговоров на основе Устава ООН. Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш вновь осудил любую военную эскалацию на Ближнем Востоке и предупредил о риске «сползания в череду ответных ударов».
И в этом контексте вся надежда на Совет Безопасности ООН — эскалацию надо останавливать. Должна, наконец, возобладать дипломатия.