Позиции западных энергетических компаний в Центральной Азии будут ослабевать, в то же время Китай станет основным рынком потребления углеводородов региона - мнение эксперта
сырья, в том числе - разработке новых перспективных месторождений. Однако потребление углеводородов усиливает конкуренцию между странами-поставщиками энергоресурсов, что может через несколько лет изменить мировую энергетическую картину. В каком направлении будет увеличиваться экспорт казахстанских углеводородов, какова будет роль американских и европейских компаний на нашем рынке, как будут в дальнейшем диверсифицироваться маршруты поставки сырья, об этих и других вопросах корреспондент Казинформа беседует с одним из ведущих европейских экспертов в сфере энергетики, старшим научным сотрудником Института «Восток-Запад» в Брюсселе Данилой Бочкаревым.
- Как известно, Казахстан является одним из крупнейших мировых поставщиков углеводородов. Кто сегодня представлен на казахстанском рынке энергоресурсов?
- Можно выделить три основные группы стран, с которыми сотрудничает Казахстан в этой сфере. Основные - это, конечно же, Россия и Китай, что объясняется рядом географических, исторических и экономических обстоятельств. В первую очередь, тем, что Казахстан является частью Шанхайской организации сотрудничества, Таможенного союза и ряда других региональных организаций. И еще страны, не столько страны, сколько американские и европейские компании, работающие в рамках соглашений о разделе продукции (СРП), прежде всего, на таких месторождениях, как «Карачаганак», «Кашаган» и «Тенгиз».
- А какая картина в других среднеазиатских странах, богатых нефтью и газом?
- В целом, ситуация там аналогичная. Можно рассмотреть, к примеру, в чем заключается на данный момент разница между Казахстаном и другим очень важным игроком в Центральной Азии - Туркменистаном. Основной экспортный ресурс Казахстана - это нефть, а Туркменистана - газ. На данный момент экспорт казахстанского газа незначителен, хотя он, несомненно, будет возрастать. Природный газ экспортируется с месторождения «Карачаганак», где добывается 45 - 49 % всего казахстанского газа. Карачаганакский газ содержит водяной пар высокой концентрации, значительное количество серы и других примесей. Перед использованием он очищается на Оренбургском газоперерабатывающем заводе в России. После переработки карачаганакский газ поставляется на экспорт в Европу, в основном в рамках коммерческих контрактов с дочерними компаниями «Газпрома» в Германии и Швейцарии, или ре-экспортируется обратно в Казахстан. Экспортные поставки в Европу осуществляются в рамках казахстанско-российского СП «КазРосГаз», где 50% принадлежит «КазМунайГазу» и 50% - «Газпрому». Часть газа поставляется в рамках своповых соглашений по обмену между Россией и Казахстаном. Например, часть узбекского газа, принадлежащего «Газпрому», отправляется на юг Казахстана. В обмен на это часть газа из «Карачаганака» поставляется в Россию.
- В настоящее время по всему миру наблюдается тенденция увеличения потребления природного газа, в каком направлении будет увеличиваться экспорт этого среднеазиатского топлива?
- Скорее всего, роль Китая будет несомненно возрастать. Как в случае с магистральным трубопроводом «Бейнеу - Шымкент», так и в рамках других трубопроводных проектов. Речь идет о возможном подключении других трубопроводов к стратегическому трубопроводу «Средняя Азия-Китай», идущему из Туркменистана через Узбекистан в Казахстан и далее в Китай.
- А как обстоит ситуация с нефтью?
- В «нефтянке» мы наблюдаем аналогичные тренды, хотя ситуация часто развивается по иному сценарию, чем в газовой отрасли. Существует возможность незначительных поставок казахстанской нефти через трубопровод «Баку-Тбилиси-Джейхан». Однако основной экспорт нефти будет, прежде всего, осуществляться в Китай и через Россию, посредством Каспийского трубопроводного консорциума и через систему трубопроводов «Транснефти». Пекин заинтересован в диверсификации источников и маршрутов доставки нефти, и Астана будет играть ключевую роль в этом процессе. Кроме того, Китай уже сейчас является крупнейшим потребителем первичной энергии, равно как и самым быстрорастущим и перспективным энергорынком в мире. Растет спрос не только на нефть, но и на газ, хотя внутрикитайские цены на «голубое топливо» пока ниже европейских. Есть четкая установка на увеличение внутреннего потребления газа, как наименее вредного углеводородного топлива. Даже если Китай начнет массовую добычу сланцевого угля и угольного метана, он будет продолжать импортировать природный газ, прежде всего, из стран Центральной Азии.
- Вы говорили о том, что роль Китая будет возрастать, тогда какова будет роль стран Западной Европы и США?
- Здесь речь идет о компаниях, работающих на казахстанском рынке в рамках соглашений о разделе продукции (СРП) по разработке крупнейших нефтегазовых месторождений, таких как «Карачаганак», «Кашаган» и «Тенгиз». Как представляется, их позиции будут ослабевать, а удельный вес в энергетическом секторе Казахстана - сокращаться. Это, в целом, соответствует мировой тенденции по пересмотру условий соглашений энергетических СРП. Часто - это довольно конфликтный процесс, связанный с перераспределением прибыли и исчислением налоговой базы. Конфликты между иностранными инвесторами и государством в рамках СРП «Сахалин - II», «Кашаган» и «Карачаганак» происходили практически по одному сценарию. Усиление роли государства в энергетическом секторе часто определяется, как «энергетический национализм» («energy nationalism»). Как представляется, более уместно использование термина «энергетический суверенитет». В 2007 году Институт «Восток-Запад» опубликовал аналитический доклад, посвященный феномену «энергетического суверенитета» в контексте глобальной энергетической безопасности (Energy Sovereignty and Security. Restoring Confidence in a Cooperative International System).
- То есть в настоящее время в таких странах, как Казахстан, наблюдается тенденция усиления роли государства в вопросе распределения прибыли от добычи и экспорта углеводородов?
- Да, несомненно. Происходит усиление роли государства в энергетике, ключевом секторе казахстанской экономики. Как представляется, это совершенно естественный процесс, обусловленный ролью нефтегазового сектора, атомной и энергодобывающей промышленности в экономике Республики Казахстан. Выступая 20 мая 2011 года на 20-м ежегодном заседании Совета управляющих Европейского банка реконструкции и развития, председатель правления АО «ФНБ «Самук-Казына» Тимур Кулибаев отметил, что национальный энергетический сектор «довел вклад отрасли в экспортных доходах республики до 60%, сформировав Национальный фонд Казахстана». Эти цифры говорят сами за себя. Чем выше доля энергетического сектора в экономике страны, тем больше внимания ему уделяет государство. Совершенно логично, что государство стремится использовать «энергетическую ренту» для стимулирования внутриэкономического развития и, иногда, для достижения определенных политических целей. В этом смысле Алжир, Казахстан, Катар и Россия похожи друг на друга. Даже Норвегия, политический союзник неформального клуба стран-потребителей энергии, частично следует политике «энергетического суверенитета».
- Вы сказали, что существует тенденция усиления роли государства. В то же время, Казахстан пытается лавировать между основными мировыми потребителями и диверсифицировать свои маршруты...
- Да, совершенно верно. Астана пытается диверсифицировать поставки энергоносителей на внешние рынки, но смотрит она, прежде всего, на Пекин. Участие в Южном газовом коридоре затруднительно по ряду технических и внешнеполитических причин. К тому же, вряд ли Туркменистан будет заинтересован в конкуренции со стороны казахстанского газа. Также остаются непонятными и перспективы экспорта туркменского газа по западному маршруту. Как представляется, вопрос экспорта газа не столь значим для Казахстана, как, например, для Азербайджана. Газ пока что является «вторичным» экспортным товаром для Казахстана, по сравнению с нефтью. Есть стабильные рынки сбыта, есть возможность балансировать между «Газпромом» и китайскими потребителями.
- Сегодня очень много разговоров о российских инициативах создания газопроводов «Южный поток» («SouthStream») и «Северный поток» («NordStream»). Каковы, на Ваш взгляд, их перспективы?
- Первая ветка «Северного потока» заработает осенью этого года, вторая - в конце 2012 года. На данный момент - это самая перспективная газопроводная инициатива России. Есть решимость «Газпрома» и его европейских партнеров по продвижению «Южного потока», но его окончательная судьба пока окончательно не ясна. Турция пока не дала разрешение на прохождение «Южного потока» через свою экономическую зону в Черном море, и организаторам проекта еще предстоит получить разрешение, исключить возможность допуска третьих компаний к трубопроводным мощностям наземной части «Южного потока». Несомненно, что «Южный поток» более «жизнеспособен», чем «Набукко». Действительно, «Набукко» не имеет ни ресурсной базы, ни столь мощной политической поддержки. Перспективы российских трубопроводных инициатив напрямую зависят от потребления природного газа в Европе и, более конкретно, места «Газпрома» на европейском газовом рынке. Без уверенности в росте потребления газа, европейские компании не будут заключать долгосрочные контракты. Ясно, что без долгосрочных контрактов и уверенности в объемах потребления газа никакой трубы не будет.
- Россия и Казахстан постоянно заявляют о том, что являются надежными поставщиками нефти и газа в Европу. Какова на сегодня картина конкуренции российских и казахстанских поставщиков, скажем, с африканскими?
- Если сравнивать с Северной Африкой, естественно, Казахстан и Россия являются более политически и экономически стабильными странами - поставщиками. Астана и Москва готовы гарантировать бесперебойные поставки энергоресурсов на европейский рынок. Тем не менее, вопрос транзитных государств до сих пор остается общей проблемой Казахстана и России. Транзит, даже через дружественную страну - это всегда определенная зависимость. Это видно по тому, с каким упорством Россия продолжает строить обходные подводные нефте- и газопроводы. Вопрос в том, какую цену вы готовы платить, и есть ли в этом политическая и экономическая целесообразность.
Что касается конкуренции на европейском газовом рынке, то, несомненно, она обостряется. Появились новые игроки - такие, как Катар. Присутствует стремление некоторых стран - таких, как Польша, к развитию добычи сланцевого газа. Широко распространено необоснованное и, впрочем, далеко не всеми разделяемое мнение, что «Газпром» представляет угрозу энергетической безопасности Старого света. Все эти тенденции не могут не отражаться на роли и месте российского и среднеазиатского газа в энергетическом балансе Европы. Очень часто европейские компании отдают предпочтение катарскому газу. Во многом это определяется ценовой политикой «Катаргаза» - его газ часто поставляется по спотовой цене, в то время как «Газпром» привязывает свои цены на газ к корзине из «нефтепродуктов». В течение последних трех лет цены на спотовый газ были в среднем ниже, чем на «голубое топливо» «Газпрома», что и определяет интерес европейских компаний к спотовым контрактам. Это также связано с тем, что «Катаргаз» имеет более слабые переговорные позиции, и с ним легче договориться на своих условиях. «Катаргаз», прежде всего, заинтересован в расширении своего присутствия на европейском газовом рынке и готов, в некоторых случаях, продавать газ по низким ценам. Напротив, «Газпром», в силу своих внутрироссийских обязательств (газификация, поддержание инфраструктуры и т.д.) нацелен на максимизацию прибыли на внешних рынках. Перспективы российского и среднеазиатского газа на внешних рынках станут ясны к 2015 году. К этому времени должен исчезнуть профицит газа и возникнуть определенность по уровню добычи сланцевого газа и перспектив потребления природного газа в Европейском Союзе.
- Спасибо за интервью!