Он оставил портрет эпохи в своих картинах - дочь художника Павла Зальцмана
Представитель аналитического искусства, ученик Павла Филонова, заслуженный деятель искусств Казахской ССР, художник-постановщик более чем двух десятков фильмов, а также поэт и писатель, литературное творчество которого начинают оценивать только сейчас.
О жизни Павла Зальцмана корреспонденту Казинформа рассказала дочь художника Елена Зальцман.
- Елена Павловна, скажите, после долгих лет жизни за границей, что значит для вас сегодняшняя выставка в Алматы, какие чувства вы испытываете?
- Чувство радости, счастья, невероятной ностальгии, потому, что это мой родной город, в котором я прожила всю свою жизнь. Чувство глубокой признательности и благодарности за ту память, которую хранит Казахстан и Алматы о папе, о многих людях, которые его не забыли и которые так или иначе помогали нам в работе.
Я все такая же идеалистка и верю, что атмосфера искусства и красоты, созданная здесь, - не только залог развития нации, ее титул. Это еще и, может быть, панацея, может быть, защита, не дай бог, от каких-то бед. Огромное спасибо!
- Скажите, как художник, живущий и работающий в Советском Союзе, смог сохранить себя от повального соцреализма? Ведь и техника, и сюжеты его картин выглядят как вызов тому времени.
- Нет, вызова не было, потому что долгие годы отец не выставлялся. Работал «под кровать», работал«в стол» . Но потом, когда времена стали не такими людоедскими, как говорила Анна Андреевна, более «вегетарианскими», именно Казахстан и именно Союз художников поддерживали папу, именно дирекция закупала его работы.
Выставок отец боялся. Потому что, как вы правильно заметили, тут же появился бы упрек в чуждой идеологии, пессимизме, отсутствии оптимизма - это всегда сразу же бросалось в глаза. Психологизм глубокий, глубокая драма его образов. Он никогда не был бытописателем в изобразительном искусстве, но я считаю, что он оставил портрет эпохи в своих картинах. Не внешнеповествовательный, а именно состояние души, состояние психологии.
- Судя по выставленным сегодня работам, Павел Зальцман не просто хорошо знал, но и любил Азию, Казахстан?
- Это действительно так. С 1932 года, еще будучи художником «Ленфильма», папа ездил в экспедицию в Среднюю Азии. Именно тогда, возможно, заложенный еще культурой конца 19 века и свойственный Европе ориентализм привлек его, потряс его. Роман «Средняя Азия, средние века», написанный им и который теперь готовится к печати, - это поэзия Востока.
И позже, попав не по своей воле сюда - сначала в эвакуацию, потом как спецпереселенец, он не имел уже права передвижения. Это судьба. Он оказался в среде художественной, в среде культуры казахов, орнамента казахов, он оказался в среде, которая была ему невероятно близка. Он оказался среди типажей, которые давали ему вдохновение. И неудивительно, что он не захотел уехать. Он не захотел уехать по многим причинам. Но эта был основная. Эта атмосфера культуры казахской, которую отец понимал из глубины, которую он чувствовал из глубины, конечно, дала ему стимул к творчеству.
- При этом он выработал свой, совершенно особый стиль, некий философский гротеск, если можно так сказать. Он совместил геометрию с психологией, с философией. Его работы «Площадь с колесом» или «Белые квадраты» - от них мурашки по телу.
- И вот что удивительно! Вот эта площадь с колесом, например. Ведь когда мы видели эту работу, когда она создавалась, мы - тогда Юра Туманян был еще блистательный, Леня Эдельман, они были вот этой новой генерацией молодежи, моими друзьями, которые окружили папу и которые немножко этот вакуум, в котором он находился, как бы раздвинули - мы говорили: «О! Ну это же Кафка! Ты, наверное, прочел!». И каково же было наше удивление, когда мы потом, когда мы стали эти драгоценные папки рисунков разбирать, обнаружили, что, оказывается, уже в 1932 году все это уже было, понимаете? Это удивительно.
И вот таким образом прошла вторая половина жизни. И, как мы сейчас видим, она прошла исключительно результативно. Хотя, вы знаете, у меня был такой период, когда я вслед за папой считала, что жизнь его сложилась не так, как хотелось бы.
Ну вот, посмотрите поэзию папину, его «Сигналы страшного суда». Постоянные диспуты с Богом, претензии и ругань с Богом за судьбу, за сломанную судьбу - казалось так папе иногда. И вместе с ним я продолжала какое-то время ощущать, что вот судьба сломана. А вы знаете - не сломана! Судьба художника, который так реализовался, не может быть сломана. Судьба писателя, который сейчас оценивается современной литературоведением, как некое чудо, как некое восстановление и заполнение лагуны, которого не хватало для истории русской литературы первой половины 20 века...
- Литературные произведения вашего отца только начинают завоевывать широкого читателя, и это стало настоящим откровением. Что говорят эксперты?
- Говорят, что в литературном плане это явление уникальное. И литературоведы говорят: вот появился писатель Зальцман! Гениальный писатель, который был художником, вот так тоже бывает.
Нам самим еще только предстоят это осмыслить. Мы делаем работу, мы восстанавливаем тесты. Восстанавливает тексты мой муж. Если бы не он, ничего бы этого не было. Это тексты на желтых листах, с выцветшими чернилами, совершенно психологически непонятно, почему, - я думаю, может быть, элемент страха - почерком, который нельзя разобрать... И конечно, только муж, с его комплексом глубочайшей культуры, эрудиции, невероятного терпения и научного мышления может это восстанавливать, там еще очень много работы. На стендах видно то, что мы уже сделали.
- Спасибо за интервью!